Брали тут у меня интервью телевизионщики. И первый вопрос: не закрутят ли гайки после теракта? Я ответил, что открутят, и не гайки, а головы. Бандитам — когда найдут. Тем, кто не отследил их вовремя. И все. А надо бы еще и тем, кто так трясется за свою возможность видеть смерть в прямом эфире. У экрана. В тишине и уединении. С чайком и крендельком.
Как оно все должно было быть? А вот как. Рвануло в вагоне метро. Раненые, до смерти напуганные, топча погибших, несутся к выходу. Самые крепколобые, вжавшись в мраморные колонны, снимают на мобильники страшную давку-мясорубку. И тут же гонят в Сеть.
На месте оперативно прибывшие операторы и репортеры, которые качают в прямой эфир федеральных каналов кровь, крики, смерть и ужас. Страна парализована, самые впечатлительные роют себе стандартный приют и сами же в него закапываются.
Все было у хладнокровных мерзавцев продумано. Станция «Лубянка». Лубянка! Всесильная. С густым облаком мрачной истории, которое висит над ней даже в самый солнечный день. Вот тебе, чекист, под дых. Под окна. Любуйся. С доставкой на дом.
Так Политковскую убивали, не просто, а символично — в день рождения Путина. И убирали правозащитницу, многим перешедшую дорогу на Кавказе, и президенту показывали, кто на раздаче. И маскировались: убили, мол, те, кто сильно хотел Путину угодить. Догадайтесь с трех раз кто.
Все, все имеет значение. Даже случайности. Поезд метро назывался «Красная стрела», как самый знаменитый скорый, и он конечно же символ связи Москвы и Питера. Горизонталь власти. И горизонталь русской культуры — как ни едешь, сосед по купе не академик, так Басилашвили. И в коридоре голос Алисы Бруновны: «Олежек, ты устроился, тебе удобно?» Вот вам, питерские, замирение на Кавказе. Вот вам менеджер Хлопонин с экономической программой, вот вам стабильность, Город Солнца в Сколкове, модернизация. Кровь замойте с мраморных ступеней.
Все сошлось: даже то, что Владимир Путин поехал в Красноярск держать важную речь перед «единороссами». Политологи готовились разобрать ее по косточкам в свете 2012 года. Пришлось вернуться, речи не произнеся.
Вот вам двенадцатый год. Вот вам четырнадцатый. Вот Олимпиада — то ли еще накануне будет! Вот вам «Россия, вставшая с колен».
Так, похоже, ими было задумано.
Теперь посмотрим, что получилось. Юлия Шаповалова, ведущая телеканала Russia Today, ехавшая утром в метро и оказавшаяся на месте трагедии, мне рассказывала:
— Выйдя наверх, я попыталась вроде исполнить свой журналистский долг, расспросить кого-то, снять на мобильник… Получила от людей такие слова в свой адрес, такой отпор! И они правы по сути. Я действовала по схеме наблюдения, а надо по схеме помощи! Надо раненых в «скорую» тащить…
Не паника, не праздное любопытство — поддержка.
А вот любительские кадры столпотворения в подземке. Просто мороз по коже. Бомбы не надо. Шариков, гвоздей не надо. Сейчас одна заорет: «Батюшки, пожар!» — и все. Нет, огромная, устрашающе плотная толпа колышется, медленно, как в рапидной съемке, пробирается к выходу, ведомая инстинктом самосохранения от криков и паники. И все живыми, хотя и подавленными (в прямом и переносном смысле) выбираются наверх. Чтобы сказать журналистам — цитирую по репортажу интернет-ресурса www.russia.ru:
«Кто ж такого не боится?» — молодая девушка, нервно улыбаясь.
«Ну, что сделаешь… Терроризм — это всемирная угроза, с ней трудно бороться», — рассудительный мужчина в очках.
«Мне добираться на работу, а я не знаю чем», — это очень недовольная москвичка. Только что выбравшаяся из жуткого подземелья.
В одной газете шапка: «Миллионы — в ужасе». Что-то не похоже.
Я увидел эту шапку на следующее утро в метро. Обычная толкучка. Стоят, перегнув неудобный, но привычный формат, флегматично читают: миллионы в ужасе. Осторожно, двери закрываются.
Телевидение в тот день террористов точно подвело: сработало против паники и самозакапывания даже с перебором. Если в интернете уже садился вертолет на Лубянку и появились первые проклятия кровавому режиму, который сам теракты и организовал, чтобы потом завернуть блогерам гайки, то на экране разворачивалась местами милая, местами приглуповатая бесконечная телевизионная «сетка». А про взрывы в Москве бежала наперекор ей скупая строка.
Формат, возможно, не лучший для таких историй — это верно. А какой он — лучший? У тех, кто успел и живет не с нами на грешной земле, а в информационном обществе, оно же суррогат гражданского, у кого есть откуда-то время заполонять виртуальные пространства анонимными текстами про свои чирьи, такой подход вызвал просто приступ негодования. Они требовали прямого репортажа, с кровищей и ожогами, на миллионную аудиторию. Чего ждут, стенали они, с Кремлем согласовывают? А я, страдая профессионально, думал: по странному стечению обстоятельств именно этого террористам больше всего хотелось! Иначе стоило ли им так все рассчитывать, взрывать на станциях с говорящими названиями, при ярком свете их ламп, не в темных тоннелях?
Короче, может, мы привыкли, притерпелись, всякое повидали — но эффекта, на который рассчитывали террористы, нет. На их затею не повелись. Скорбим? Да. Злы на спецслужбы, которые опять проморгали? Да. Обидно получить такое? Да.
Боимся? За близких, детей, внуков, себя любимых? А как же! Паникуем? Раздавлены, деморализованы? Нет. Собираемся бить гастарбайтеров, как нам ненавязчиво подсказывают? Нет, нет и еще раз нет.
Почему? Каждый пусть сам за себя отвечает. Я, например, просто не хочу. Недавно принимал участие в «круглом столе», там ведущий все уточнял: так у нас мир или война? Имел он в виду ситуацию на Кавказе. Но ее можно и на Россию перенести: модернизацию, мол, учинять или цветы в подземке возлагать?
Плохое противопоставление. И мир у нас, и, к сожалению, война. С винтовкой и плугом. Как, кстати, и по всей планете, которая не раз попадала под огонь террористов и практически единодушно, начиная прямо с Обамы, Россию в этот трудный час поддержала.
Умаров, успевший взять ответственность за взрывы, сдохнет, а все будет: и Олимпиада в Сочи, и Город Солнца в Сколкове. И чекисты оскорбление запомнят. Утрутся — но запомнят.
«Известия», 2010Теракт.
