Вот вы, конечно, журналист, но мало знаете о жизни. Вы всё про Трампа да про Дзюбу, а я вот вам случай расскажу. Сижу я дома, дело к вечеру, думаю, то ли «След» посмотреть, то ли патрон к охоте снарядить. Ну, патрон, думаю, всегда успею. Охота не раньше октября, а на дворе июль. С другой стороны «След» тоже никуда не денется. Серию про старикана-коммуниста, который убийцей окажется, я уже видел. Хороший, кстати, фильм, там по ходу дед ребенка молодой заделывает. А парни, сыновья его, думают, что это они. А это дед. Сто очков вперёд даст молодёжи. Молодёжь у нас действительно пошла — ни бе, ни ме.
Тут вдруг звонок. «Михалыч?» «Я». «Это Димон». А Димон этот у меня под началом служил. В своё время. Боец был поначалу никудышний, своей тени боялся, но потом как-то втянулся, подтянулся, и даже прикрывал меня автоматным огнём в одной кислой ситуации, но это другая история. «Михалыч, мы тут с Пашей и Рустамом, у Паши день рождения сегодня». Поздравляю, говорю, но не верю, что Рустама Валька отпустила на ваши побегушки. Спасибо, говорят, а Валька на Валдае, со скалы прыгает. Учится быть топ-менеджером. Тут, говорят, такая ситуация сложилась. Мы решили Паше девушку подарить. Пониженной социальной ответственности. А то он сильно обижается, что у него день рождения, а без девушки. Переживает. «А я причём?» «Михалыч, ты один трезвый, довези нас до клуба, там мы ему подарочек и выберем». «Что мне, делать больше нечего?» — отвечаю. А, честно говоря, нечего. Ладно, они ж мои однополчане. Понял, принял. Сел я за руль, подхватил всех троих удавов на остановке, и поехали мы в какой-то клуб, куда Димон и прежде таскался. Потом-то выяснилось, знаю я этот клуб, как свою принадлежность в автомате.
По дороге выслушал, в чём Пашина обида была, и как вышла вся эта альтернатива. Честно говоря, отметить его день рождения предложили Димону с Рустамом их добрые знакомые: Катя и Лиза. Они в тот вечер были абсолютно свободны: у Лизы муж был в командировке, а у Кати — пьяница. Девчата расстарались, всего наготовили, грибочки, пельмешки, водочка в морозильнике. И так у них всё весело пошло, что Паша уснул, сидя на диване. Паша у нас вообще хороший, но не особо удачливый. На актёра Бурляева похож. Он нам всё карточку невесты на службе показывал, а она за его брата-близнеца замуж вышла. Да ещё написала, дура, мол, бывает, прильнёт — и представляет, что с Пашей.
А Рустам с Димоном не только не уснули, а, пошептавшись, распределили, кому кто нравится. Пока девчата на балконе курили. Катя была поджаристая брюнеточка с нарощенными волосами. А Лиза полненькая, кудрявая и понравилась Рустаму. Недавно видел её — стала неохватимка, а была булка с маком. Родинок много. Короче, Рустам запал. Но Димон честно его предупредил, что у Лизы есть такой нюанс, который надо учитывать. Вот он, Димон, однажды не учёл его и долго перед женой выкручивался. Изворачивался. Мол, играл в футбол с пацанами и упал спиной в боярышник. А нюанс в том, что Лиза когда, стало быть, дойдёт до точки, спину может ногтями поцарапать. От полноты чувств. Рустам говорит: хорошо, что предупредил. Тогда я удалюсь с брюнеточкой Катей. А ты давай с кудрявой Лизой. Тебе всё равно, ну, поцарапает, ты уже в разводе, да и не привыкать тебе. А мне Валька ещё и раны солью натрёт, если проинтуичит. Ну, Димон чего? Согласился — однополчанин же.
Тут девушки пришли с балкона, дышат легко, переглядываются, веет от них военной тайной. Эти лоси давай к ним подкатывать, поскольку всё ж культурно должно быть. Рустам говорит: «Катя! У вас в роду узбеки были? Уж очень красивые у вас глаза, почти чёрные». Та давай хохотать и говорить, что родословную свою знает вглубь буквально на одно колено, да и то её собственное. Ну, там так получилось. Она детдомовская, и муж её детдомовский, но Катя-то хоть и жилиста, на мой вкус, но кремень и огонь, а муж нить жизни потерял. Бывает. Я-то думаю, что в родне у Кати не узбеками пахнет, а горцами, просто Рустам так выразился. Имеет право, у каждого народа свои красавицы. У нас парень с Дальнего Востока служил, Поликарп Иванов, якутской национальности, так тоже нам фотографию своей невесты показывал. И что? Между прочим, девушка дождалась, поженились, он зам мэра какого-то городка тамошнего, а она учительница.
Димон по старинке, значит, Лизе подливает, на правах доброго знакомого. Но Лиза, чего-то погрустнела, кудри свесила, пьёт без удали, на Рустама зыркает. И говорит Димону: знаешь, Димочка, я чего-то сегодня с тобой не настроена продолжать. Тот спрашивает: «Это еще почему?» А потому, отвечает Лиза, что я тебе не палочка-выручалочка. Я, говорит, помню, как ты всё развестись обещал, потом развёлся и на Вику запал, а я у тебя побоку, так, вдруг вспомнишь. На всякий случай. На крайняк. Ну, давай они собачиться. Паша спит, эти собачатся. А Катя говорит Рустаму: «А пойдёмте-ка мы от этой суматохи в отдельное помещение». Тут на Лизу что-то нашло. Вообще она родом из Нововысоцка, а он, если б не канатная фабрика, то был бы дыра дырой. Однако же в столице нарастила себе стервозности. Прямо «мерседес» в удлинённой версии. И она говорит: «Кать, ты чё? У тебя чё? Гордости нет? Или совести? Мы ж договорились, когда курили: мне Рустам нравится, а тебе Димон». Катя прям вспыхнула и ответила, что вообще-то она имела ввиду Пашу. Но он спит. Проспал своё счастье. «Ну так и будила бы своего Пашу, — отбрила Лиза. — Рустам, что же вы так легко поддаётесь влиянию? Глаза красивые… Глаза у Кати не узбекские никакие. Зенки завидущие, вот какие у неё глаза!» И девчата стали тоже собачиться, вспоминая какого-то Славика. От криков проснулся Паша, долго моргал, а потом говорит: хороши друзья. Вы, значит, тут с девчатами развлекаетесь, а виновник торжества совершенно ни при чём. В игноре.
Димон, кстати, тоже сильно обиженный, говорит: «А и то верно, Паш. Поедем-ка мы отсюда. А Рустам пусть остаётся. Мы тут, Паш, не нужны никому. Мы сейчас позвоним Михалычу, да и отдохнём, как культурные люди. Без пельменей этих, слипшихся. В клуб поедем, «Белый змей». Тут они уже обе завопили, Лиза и Катя: «Слипшихся? Так и валите в свой «Змей». Раз вы такие неблагодарные. Правда, Рустам?» Но Рустам покраснел и говорит: я, говорит, очень извиняюсь, и вы, Катя, мне нравитесь, и Лиза, вы очень красивые для своего народа, но я тоже с вами не останусь. Они ж мои однополчане.
И эти еноты, представьте себе, вместо того, чтоб сказать «Ладно, извините, недоразумение вышло, давайте станцуем медленный танец», бросили девчат, которые старались, лепили пельмени, это ведь были не покупные пельмени, а домашние, водку студили, на балконе шептались, кому какой нравится, прыскались духами, накануне даже гардероб нижнего белья отчасти обновили. Грабанули «Милавицу». Подготовились. А эти куланы не сумели учесть их скромные пожелания. Ну, и что это за молодёжь? Ни бе, ни ме, ни кукареку. Да разве бы мы, что постарше, допустили бы такое? Мы ж таких девчат ценили, на вес золота они у нас были! А эти? Хлопнули дверью, стали мне звонить — а дальше я уж рассказывал.
Ну, короче, из теплой квартиры, от пельменей, от природной открытости и естественного хода событий поехали мы в этот «Змей», Паше подарочек выбирать. Дорогу знаем. Зашли. Ну, я и понял всё. Я, знаете, по молодости кой-чего навидался, так что сразу могу сказать, где ночной клуб, а где разводило. Упал уровень, а ведь прежде тут Муромов пел. Правда, всё без проволочек, по-деловому, только мы сели — к нам распорядитель. Пиджак с атласом. А я его случайно знаю. Этот Скрипаль у нас прапорщиком был в академии химзащиты и все противогазы в перестройку налево пустил. Но знал много, и его пожалели. Те, кто пустил налево костюмчики с пуклями. Комиссовали от греха: мол, чего-то он, исполняя долг, героически нанюхался. Объясняем мы этому хомяку задачу: вот, говорим, именинник, надо ему сувенир, авек плезир, тыщ за пять. Он говорит: сувенир-то мы вам подгоним, всё будет дзен, но о цене у нас тут договариваются конкретно — с девушкой. Я говорю, слушай, так она щас цену как заломит! А вы на что тут? Вы сразу нам предложите такую, чтоб согласилась на имеющийся ресурс. Вы ж их тут всех знаете. Ладно, говорит. Понял, принял. И ушёл. А к этим трём филинам уже танцорша-стриптизёрша подвалила, они оживились, давай ей деньги в трусы совать. И по коктейлю заказали. А мне сок «Утончённый апельсин».
Ну, я понял чем дело кончится. Подошел к ним и говорю: значит, так. Я вам больше не помощник. Одно дело однополчанину пособить в грустную минуту его именин, а другое смотреть, как пьяные тюлени остатков разума лишаются. И денег. Так что я поехал. Такси идёт в парк.
И тут в сопровождении пиджака выходит девушка, которая подарок. Пиджак с атласом говорит: вот, за пять. Зина. Ну, что сказать? Высокая. На платформах. Юбка короткая. И если б не мешки под глазами и парик, то в целом сошла бы за ленинградский стандарт. Я её, кстати, припоминать стал: она, когда ещё без мешков, очень ничего была. Звезда «Белого змея». Хоть Трампу подкладывай. Но года идут, да и Паша слегка уже протрезвел. Стоит и смотрит на Зину горько, без мужского внимания. И она на Пашу смотрит, а потом говорит: ну, чего решил? И выразилась, если в переводе на культурный, мол, не хочешь по большому, нечего и пятую точку напрягать. И с таким чувством у неё вышло, что мы поняли — она не впервые так говорит. Прямо с отчаянием в голосе. И ушла. Муравьеды поскучнели, за коктейль заплатили, пиджаку сказали «Спасибо», получив невежливый, но справедливый ответ «Не за что, лошары». И мы поехали.
Едем. И Димон говорит: может, Лизе с Катей позвонить? А то неудобно получилось. Но глянули на время, а уже четвёртый час. Короче, развёз я этих гиббонов по домам, приехал к себе, хрястнул сотку за Пашу да ещё и патрон снарядил. Зину вспоминал, ну, точно она, Зина, из актрисок, между прочим, говорила, что в Киеве институт имени Карпенко-Карого закончила, всё просила набавить, дочку одна тянула.
Не спалось чего-то.
