«Мы тонем в потоках информации», «наш мозг не справляется с новыми и, зачастую, бесполезными знаниями», «избыток информации иссушает душу» — сколько раз мы слышали это? Кивали. Тревожились, возмущались. И, наконец, «информационный вал», в котором мы тонем, стал общим местом.

Аксиомой. 

Вот эту аксиому мы с хорошей знакомой обсуждали пару дней назад в кафе. Глядя, как осеннее непривычно-ноябрьское солнце быстро скатывается с московских крыш. 

Мы неторопливо спорили: а так ли опасны «многие знания»? Или риск исходит от их нехватки? Недавно мы праздновали (с меньшим размахом, чем надо бы) юбилей Ивана Сергеевича Тургенева. По этому поводу на уличных опросах портрет классика принимали за Достоевского, но насчет авторства «Муму» сомнений почти не было: советская школьная программа прочно связала Тургенева и это его самое известное сочинение. Хотя и популярный анекдот о Чехове некоторое подтверждение получил.

Но речь о другом. В честь юбилея высказались многие литературоведы, ученые, журналисты. Игорь Вирабов, к примеру, представил широкой публике неопровержимые свидетельства того, насколько ограничены наши знания о творчестве великого русского писателя. В частности, с текстом «Муму» в руках он доказывал, что барыня не давала указания утопить собаку. Она ограничилась общим указанием сделать так, чтоб она не лаяла под окнами. Остальное довершило дворовое «общественное мнение», рабская психология и то, что другой классик называл «властью тьмы». 

Почему же наш усреднённый читатель выбрал совершенно другую модель? Жестокая барыня приказала — крепостной «Герасим, мужчина двенадцати вершков роста, сложенный богатырем и глухонемой от рождения» исполнил. Ну, да, обязательный акцент на классовый характер коллизии в тургеневском рассказе школьная программа делала, это несомненно. Но правда и то, что человек при первой же возможности стремится стереть из нейронной сети информацию, которая ему подсознательно неприятна. Не комфортна. Он не желает пустить себе в мозг червяка сомнения: а ты не утопил бы бедную собачонку? Да что собачонку — человечка, получив всего лишь грозный намёк от начальства? Инстанции, от которой зависишь?

В ходе юбилейного изучения, что мы на самом деле знаем о «Муму», всплыл (хотя, признаю, тут не очень уместен этот глагол) и другой интересный вопрос: а какой породы была Муму? Подавляющее большинство читателей отвечает, что дворняжка: а какая ещё собака могла быть у дворника? Но это не так. Скрупулёзный Тургенев описывает нам спаниеля: «Он нагнулся и увидел небольшого щенка, белого с черными пятнами…». «Она… превратилась в очень ладную собачку испанской (Spanish) породы, с длинными ушами, пушистым хвостом в виде трубы и большими выразительными глазами». Признаюсь, я поделился этим новым (или напрочь забытым, эх, давно рассказ не перечитывал) знанием с моей знакомой. Реакция её была сколь же быстрой, столь и показательной: «Господи, он спаниеля утопил?» В ту же секунду мы оба осознали глубину бездны, в которую провалились: выходит, для нас что-то менялось в горьком поступке Герасима? Дворняжка — что ж? Жалко, конечно, но породистая, с «пушистым хвостом в виде трубы» — не в пример жальче. 

Мы поглядели друг на друга. Отхлебнули по глотку «американо». За окном перед нами расстилалась тысячами автомобильных огней безостановочно гудящая Москва. В неё был вбит тёмный клинышек парка культуры. Сиял чуть поодаль Крымский мост. Именно там и развернулась хрестоматийная трагедия тургеневского рассказа — только моста, разумеется, никакого не было. А был брод. Задолго до истории с немым богатырём Герасимом народ-богатырь под водительством Минина с Пожарским там дважды отразил наступление гетмана Ходкевича, предопределив появление на календаре ноябрьского праздника народного единства.

Но зудела одна мыслишка: что ж это за богатырь, по Ивану Аксакову, «олицетворение русского народа, его страшной силы и непостижимой кротости»? Если верить Тургеневу, Герасим был двенадцати вершков роста. Да он лилипут, до 60 сантиметров не дотягивал! Помог разобраться информационный вал. Доступность интернета. Разумеется, этим вопросом исследователи Тургенева задавались до нас. Не могли они поверить, что классик, точно описавший спаниеля, а тем более человеческую породу, мог так промахнуться с циферками. И исследователь Валерий Очков загадку разгадал: оказывается, базовый рост нормального взрослого человека тогда по умолчанию составлял два аршина. А вершки добавлялись. Так что Герасим был ростом за 190 сантиметров.

Отлегло. Допивали мы свой кофе — и рассуждали о том, сколько же мы могли допустить фатальных ошибок, если б не были открыты новым знаниям. Народ-богатырь чуть не посчитали карликом! Правда, оказалось, что и это заключение учёные вынесли до нас: Ирина Якутенко пишет об эффекте Даннинга — Крюгера, когда «некомпетентные люди не могут оценить, насколько безграмотны их действия и суждения, и при этом они не признают ошибок, так как не осознают всей глубины своего незнания. «Косяки» мышления присутствует даже у тех, кто знает о нем: это называется слепотой в отношении когнитивных искажений».

Ну, и напоследок… А погуглите-ка: как в реальности развивались события, преломлённые Тургеневым в «Муму»? Отдавала ли его матушка-барыня приказ утопить собачку? Богатырь ли был прообраз Герасима? А потом доспорим, тонем ли, как Муму, в потоке  информации. 

Или плывём по-собачьи, «не осознавая глубины незнания».

Журнал «Татарстан», 2018.