Размышлял над рядом вражеских голов, что этакой художественно-хулиганской инсталляцией воздвигнуты были в молодежном лагере на Селигере. (А там на струганные палки решительное юношество насадило портреты пестрой компании — от Кондолизы Райс до Николая Карловича Сванидзе, впрочем, последнее было признано вскоре перегибом и спешно исправлено.) И задавал себе вопрос: что наш главный враг? Что мешает гармонии с миром, торчит безглазым манекеном, заставляет страдать, будто кол в горло загнали тебе, и подрывает веру в человеческую мудрость?
Упрощенчество.

Именно оно, заменяя великую простоту, никому нынче не нужную и даже отчасти гонимую, делает разноцветное серым, а разнообразное плоским. Страшнее этого по мне нет ничего.
В романе Умберто Эко «Таинственное пламя царицы Лоаны» главный герой Ямбо восстанавливает память после болезни. Для этого он лезет на старый дедов чердак и погружается в пыль и свет своего детства. С огромным удивлением он обнаруживает горы книг, пластинок, комиксов, которые, судя по всему, оказали на него в свое время решающее воздействие.

Вот такие, к примеру.

Полузабытые певички, Фантомас, Рокамболь, серии каких-то итальянских аналогов знакомых нам «Библиотеки приключений» и «Библиотеки пионера». Или «Детской энциклопедии», благодаря которой я лично до сих пор помню, как выглядит флаг Непала, кто такой Оскар Нимейер и трюк с девятью точками, которые возможно соединить четырьмя прямыми линиями.

Находит Ямбо и стопки книжек, так или иначе связанных с периодом Муссолини. Тут толстый фолиант Эко читать становится в разы интересней. Как и следовало ожидать, многие формулировки тогдашних итальянских речовок и пропагандистских стишков недвусмысленно схожи с тогдашними нашими: «Будь готов всегда и во всем, будь готов ты и ночью, и днем». «Кто привык за победу бороться, с нами вместе пускай запоет». Ну и так далее. Чтоб охолодить желающих тут же состричь свой политический дивиденд и злорадно провести прямую аналогию разных политических режимов тех времен, замечу, что таков же был и американский патриотически-скаутский дух, потом ехидно высмеянный в «Семейке Аддамс» и восславленный в «Индиане Джонсе».

Кстати, раз уж сюда развернуло, скажу как очевидец: на Селигере дух исследования, дозированного риска (они там ловко и массово скачут по скалам во всяческой страховочной амуниции) вполне по-индиановски сочетается с уважением к науке и нормальной туристской романтикой. И в этом такие, как я, видят тесную и важную страховочную связь со всем, что было хорошего в советском прошлом. В моем собственном прошлом, где были и патриотические стишки, и хорошие стихи, и туризм, и стройотряды, и идиоты-чиновники, и пионерские галстуки, и молодая надежда на счастье.

Какая-то такая. Вроде этого.

 

Как бы кто ни охал, ни соболезновал «перегревшимся детишкам» по поводу аршинных портретов руководителей страны (эти портреты действительно имеются, а также на футболках и кепках), на Селигере много живого, свежего, позитивного. Все, кто по заданному лекалу описал из жизни лагеря только «головную» инсталляцию, чтобы воспользоваться случаем дежурно выпалить привычное «нашисты» и «путинюгенд», — упрощенцы первостатейные. Перворазрядные, профессиональные, заточенные. Их не собьешь глумливыми ссылками на их собственное творчество, когда они защищают свободу выставлять что угодно где угодно. С ними воевать — «много чести», как они сами выражаются.

По мне, они ничуть не лучше тех, кто собирался в тот же ряд манекенов на кольях выставить, ну, скажем, Юрия Шевчука.

Но об этом чуть позже, пока же — еще немного об уместно подвернувшейся книге Умберто Эко, где среди прочего подробно описывает автор и характерную карикатуру сороковых годов прошлого века. В качестве стандартной технологии упрощения.

На ней был изображен враг Италии англичанин, читающий Times. Англичанин сидит как раз напротив зеркала, ловко подсунутого ему бдительным и хитроумным автором рисунка, что позволяет выявить скрытый смысл происходящего. В зеркале название читается как Semit — помнится, и у нас карикатуристы-долгожители Тито «собакой рисовали».

Артикль Тhе, предшествующий названию консервативной вражеской газеты, разумеется, опущен, поскольку удачной перелицовке не поддался. Но что такое артикль? Да черт с ним, с артиклем! Мешает — выкинь. Не до артиклей!

Упрощай-заряжай-пали. Артикль — он по закону военного времени мельче даже двоеточия!

Однако интереснее другое: сидит несчастный герой книги Эко на чердаке, ест сыр, пьет вино и не понимает, как вышло, что читал он эти книги, разглядывал эти рисунки, слушал бодрые марши, а стал любителем Средневековья, собирателем книжных редкостей, широко мыслящим малым, родней любому народу, братом всех братьев — если, конечно, ему не врут окружающие. Сам-то он ничего про себя не помнит.

Интересный, между прочим, вопрос. Может, потому что с чердака памяти ничего нельзя выкидывать? И злобная карикатура детства сделала свое дело вовсе не так, как рассчитывали ее изощренные рисовальщики?
Очевидцы утверждают, что к ряду инсталлированных врагов, включавшему Саакашвили и других деятелей, которым и вправду «здесь не рады» (и за что ребятам ничего, кроме респекта, не выскажу), было намерение присовокупить, к примеру, Квентина Тарантино. Основания: он в фильме «Бесславные ублюдки» исказил итоги Второй мировой войны, а также роль Красной Армии в победе над фашизмом. У него в фильме, как известно, Гитлер и прочие гибнут в кинотеатре, поджариваемые на рулонах кинопленки. Залихватская метафора кино как творца новой реальности, запоздалой мести тех, кто в реальной жизни был исключительно жертвой, и нисколько не победителем, не должна ускользнуть, как артикль на старой карикатуре. Я в этом уверен точно так же, как и в том, что шутить по поводу Гитлера пора не пришла. Зря постановщики дурацких фильмов вроде «Гитлер капут!» на это рассчитывают. А может, и не придет никогда.

Однако, как и любому нормальному человеку, что-то мешает мне поставить Квентина Тарантино в один ряд с Саакашвили. Что же мешает? Дедов чердак книг — ведь у каждого должен быть такой. Голос Марлен Дитрих. Въевшаяся фраза Пьера Безухова про «мою бессмертную душу». Книга Умберто Эко, в конце концов.

Хочу вернуться к теме Шевчука. На Селигере, в брезентовых палаточных кулуарах, состоялся нешуточный спор: а не поместить ли и лидера ДДТ в инсталляцию? Ведь он «несогласных» защищал! Я в том споре не участвовал, «несогласных» не люблю, но Шевчука бы защитил, хотя защитили и без меня.

Вот на таком фоне спорили, представьте. Нило-Столбенская пустынь рядом.

Голова ведь у человека — штука нелинейная, в ней много чего умещается. И пыль всякая, и ярость, и вина за содеянное в беспамятстве, и общенародные откровения. «Что такое осень? Это небо». У рок-звезды день начинается с проверки: так, что я вчера пел? Свободу ставил на первое место? Власть крыл во все корки? Не прогнулся?

Без выполнения этих упражнений рок-звезда не просто тухнет — стухает. Тем более что Шевчук предельно искренен в своих речах — достаточно сравнить с его песнями.

Правда, художественная сила и воздействие их несопоставимы.

Политик и художник в одной-то голове не сильно уживаются. И точно несочетаемы ни в каком ряду. Больше того — я против, чтобы строить подобные ряды.

Врагов России — а они у нее есть — так не победишь. Думающих людей, а им спокон веку свойственны сомнения и рефлексии, распугаешь. Раз уж на том же Селигере ребята готовятся в элиту, как говорится, страной руководить, то лучше бы подумали над каждым персонажем своей «биеннале» в отдельности. У каждого из них свой определенный артикль, и умному человеку он важен.

Не упрощайте, да не упрощаемы будете.