В прошлом году мы с друзьями поехали в Лондон. И день посвятили ритуальным банальностям: вышли на станции метро Сент-Джонс-Вуд. Дошли пешочком на Кавендиш Авеню. Сфоткались у дома номер семь: официальный адрес Пола Маккартни, но циферки на воротах нет
Было утро. Мы шли той самой дорогой, по которой бежал в 1969 году владелец дома по Кавендиш, 7. Полным ходом шли сессии записи последней пластинки Битлз, а он хотел до появления остальных напеть подходящий вокал к Oh Darling. Он бегал так несколько дней подряд, а толку ноль. Добивался Пол не безукоризненности — этого добра кругом навалом. Он хотел, чтоб вокал звучал, как в 50-е. Как в молодости. На одном дыхании. Не получалось.
Он пел — а в голове крутилось: надо успеть, пока не пришел Джон. Скептичный, усталый, который вот-вот скажет, что ему всё надоело, а Битлз — в особенности. Джон с Полом давно ничего не сочиняли вместе. Не ржали по ночам, придумав строчку «Имелась у меня девчонка, впрочем, скорее, это она имела меня»: в английском это можно понимать так, что не придерешься — «познакомился я с девчонкой, а точнее, она со мной». А можно с подтекстом. Круто, да? Он уже послушал первые пробы Пола, криво усмехнулся и сказал: «Паш, не майся, не вытянешь, давай лучше я спою. На раз-два». Пол представлял ухмылку Джона, обнимавшего свою немолодую девчонку-японку, которая отняла у них Джона и отмымела всех, сбивался и начинал снова. «Черт, лет пять назад я бы сделал это сходу».
Обгоняя нас, к святыне шли такие же энтузиасты всех цветов кожи и возрастов. Мы все, понимая друг друга, текли ручейком к морю — скромному зданию студии и пешеходному переходу, прославленному знаменитой обложкой пластинки. Постепенно мы сбились в маленькую разноязыкую стаю, не лишенную признаков некоторой весёлой религиозности — и вскоре парили в воздухе, словно дрозды. Конечно же, мы перешли дорогу меж двух желтых фонарей. А я зашел в магазин сувениров и купил умопомрачительные носки с желтой подводной лодкой. Потом вспомнил владивостокского дружбана Андрюху, летевшего исполнять мечту через полсвета. Который под камеру разулся, переходя Эбби Роуд, чтоб быть, как Пол. И купил вторую пару. Пригодятся.
…В этот раз у Пола опять не получилось: в студии раньше него оказался Ринго, который недавно приехал откуда-то с тёплых морей. И ему там рассказали про осьминогов. Живут они на дне в маленьких пещерках. И стаскивают к своим домикам разные камушки, обломки, стеклышки — это у них такой осьминожий сад. Ринго это так потрясло, что он написал песню. Вторую за всю жизнь. «Слушай, там, такая игра слов! Прямо как у вас с Джоном! Осьминог ложится на морскую кровать со своей осьминожихой! На sea bed. (А в английском sea bed — дно). И мне бы так хотелось, ля-ля-ля». «Да, клёвая игра слов», — сказал Пол. Ринго — хороший парень. Надо только ему с рифмами помочь, гармонию поправить, подпеть красиво. И будет хит — ничуть не хуже, чем у них с Джоном.
А тем временем к переходу подтянулась съёмочная группа. Фотографы и осветители расставили аппаратуру, чтобы снимать красивую девушку, которая переходила дорогу на пуантах. Она была одета в волшебные одежды, словно снималась в Magical Mystery Tour, тонкие руки обнимали густой битловский воздух. Стояли размягчённые мы, стояли напряженные машины, а она улыбалась и делала дубли. Один, второй, третий, и каждый раз — по разному. И когда кто-то из автомобилистов нетерпеливо загудел, сколько можно, darling, зрители грозно загудели в ответ.
Что-то, Something, проще говоря, было такое особенное в её походке. В её движениях. Про такую когда-то неожиданно написал песню Джордж. Он и раньше писал по одной-две песни на альбом. Но столь офигенную ему ещё не удалось выдать ни разу — она была так хороша, что синглом с пластинки сделали её. А не песню Джона с Полом. Something полюбил Фрэнк Синатра и пел при каждом удобном случае, а уж Синатра точно знал толк в чувствительных песнях. От которых у публики зайдутся сердца.
…Девушка упорхнула, фотографы свернули свои белые зонты. Запаздывавшая машина, взревев, пересекла переход. А мы стояли и думали: а как вышло, что нас всё это волнует? Где мы, где Ливерпуль, где забулдыга и мудрец Тимоти Лири — именно его лозунг «Сome Together» стащил Леннон на свою песню, открывшую альбом? (опять игра слов, понять можно, как совместную радость любви, целомудренно обрисую). Альбом, которому сегодня — чуть не забыл сказать — исполняется, страшно сказать, полтинник? Подумать только: прорва вещей разделяет мир и людей. Золото. Нефть. Социальный строй. Вера. Цвет кожи. Привычки. Ориентации. Тяжелая, тупая работа. Государственное устройство. Исторические обиды. Ракеты и противоракеты. Бомбы. Дураки. Дуры. Злобные политики. Всевластные императоры. Ядовитые газы. Враньё о них — и просто враньё. Мелкопакостные газетёнки. Ханжи. Лицемеры.
И противостоит этому — в моей душе точно — этот переход через лондонскую улицу. Словно он во Владивостоке. В Москве. В Химках. Не только он — но он много значит: в моей судьбе ты стала главной, родная улица моя. Ну, одной из. Уж больно по-русски это, по тютчевски: не железом и кровью, а любовью скреплять мир. «В конце концов любовь, которую ты получил, равна любви, которую ты дарил» — так заканчивается эта пластинка. Там, конечно, в английском варианте опять чуть фривольная игра слов… Ну, так и табличка на косяке моего дома «Abbey Road» вроде приколочена шутейно. А вроде и нет. Это ж сколько миллионов земляков, единомышленников, членов одного ТСЖ у меня! Тех, кого я легко пойму. А они меня.
Двое из четверых улицу эту перешли навсегда. Двое живы, но никогда севший старческий Пашин голос уже не возьмёт вершину, не забьёт Ване баки, не проорёт Oh Darling должным манером. Чего глотку драть, когда тебе за семьдесят? Зачем? Вот она, пластиночка, жива-здорова, самая странная, самая незаконченная — и самая удивительная из всего наследия The Beatles. Ставь Oh Darling, слушай. Смейся, плачь, вспоминай молодость.
…В то утро у Пола всё получилось.
«Взгляд», 2019.
