Заметки

Устройство людей не перестает меня  удивлять. Причем, включая меня самого. Вообще-то я тихий. Но иногда как заведет чего-то, как подымится из глубины, где ржавые якоря и шестеренки забытой любви, как заорешь, и даже голос какой-то не твой. Или это и есть твой?

В дискуссиях о судьбе власти и страны у меня вечно такая неблагодарная роль: я до последнего защищаю порядок и спокойствие. В 90-е годы я работал в газете «Советская Россия», а некоторые мои коллеги – в других, куда более прогрессивных на тот момент газетах. И я теток, визжавших на Пушкинской «Долой партократов!», именовал в репортажах нелестно.

Один мой приятель ходил на болотный митинг со своим приятелем Борей Макароном и нес плакат «Чурова в отставку!». Ни приятель, ни Макарон не входят в состав президентского совета, а могли бы. Совет при президенте тоже считает, что Чурова пора отправить в отставку.

Один видный и очень информированный политик либерального толка рассказал, усмехаясь, занятную байку про себя и журналистку либерального толка. Они встретились в его новообретенном кремлевском кабинете. Это бывает: человек даже либерального толка иногда оказывается стечением обстоятельств за столом в кремлевском кабинете.

Если бы могучая и непреклонная, холодная и неподкупная, как северное сияние, и мощная, как гроза в пустыне, справедливость вдруг разразилась бы над Болотной, равно как и над Кремлем, нам бы всем это ужасно не понравилось.

Вот когда я понял, что жизнь изменится бесповоротно? Что не будет больше ни СССР, ни списка запрещённых рок-групп, ни кефира с крышечкой из фольги? Что к названию столицы Эстонии приклеится дополнительная «н»? Когда году в 1988 новосибирские кавээнщики дополнили чугунолитейную фразу «Партия – наш рулевой» бессмертной шуткой.

Потрясающую эволюцию за двадцать последних лет проделало наше общество в целом и его спецслужбисты в частности. Если я правильно понял, выпускники-бурсаки Академии ФСБ на свой дембельский аккорд наняли тучу черных мерсов-гелендвагенов, инаугурационным строем проехали на них по Москве, высовываясь из окошек и радостно крича.

Только давайте так: всё нижесказанное не касается свободы женщин описывать и обсказывать любые, в том числе и сексуальные, драмы, случившихся с ними в детстве, юности, зрелом возрасте и так далее. Оставляется на их собственное усмотрение, звонить ли в милицию, рассказывать другу, идти ли к психологу, посвящать ли в это общественность – сетевую ли, сарафанную ли.