Когда ураган московских городских преобразований сметал «Пирамиду» на Пушкинской, один из самых популярных и помпезных ларьков 90-х годов, я испытывал смешанные чувства. Несколько лет протискивался зловонным, сырым и тёмным проходом между «Пирамидой» и зданием «Известий», чтобы попасть на рабочее место. И когда площади вернули былой советский простор, нежное злорадство наполнило мне лёгкие.

Однако, как удобна была «Пирамида», если надо было быстро перекусить, назначить мимолётную встречу, купить флакон духов к позорно забытому дню рождения! «Пирамида» вообще когда-то была огромным шагом вперед, к цивилизации против торговли носками и редиской с упаковочных ящиков — обычный пейзаж 90-х подле метро. «Пирамида» прижилась. Она даже стала конкурировать в топографии с самим зданием «Известий», с памятником Пушкину на площади (надо, кстати, пойти посмотреть, не украл ли его Порошенко). Стали говорить: «Встретимся у «Пирамиды». А это народное признание.

Но признать придётся и другое: не стало «Пирамиды» — а никто теперь и не вспоминает. Никто не плачет. Что «Пирамида»? Под снос, под ураган, он же программа реновации, попали целые Черёмушки, а ведь это была сияющая вершина советской заботы о людях! Горячая вода, ванная, туалет не во дворе, а в ней же, в ванной, балкон, «тёщина комната»… Боже, как хорошо! А то всё сталинки да сталинки для начальства! Когда стали расти эти пятиэтажки, Дмитрий Шостакович, буквально вчера закончивший Одиннадцатую симфонию, вместо того, чтоб быстро взяться за Двенадцатую, написал оперетту «Москва, Черемушки» — абсолютно светлое, озорное ревю, местами переходящее в самопародию (там звучит его «Песня о встречном», «не спи, вставай, кудрявая»). В наши дни самое время вытащить эту оперетту на свет божий какому-нибудь Кириллу Серебренникову, попросить на её постановку денег у пиарщиков мэрии, сделать абсолютно издевательский спектакль, ну, например, запустив его в обратную сторону, от конца к началу, чтоб пятиэтажки исчезали. Уверен, зайдётся в восторге вся фигодержащая публика. Впрочем, нет, зря это я, жалко Шостаковича. И денег жалко: это ж мои деньги, как налогоплательщика.

Хотя… Вот не жало же было тащить деньги в «МММ», в «Русский Дом Селенга», «Хопёр-инвест» и другие финансовые пирамиды, которые рухнули ещё раньше. Да что скрывать? В 1998-м с грохотом обвалилась вся финансовая пирамида государства, да так, что даже кряжистый Виктор Степанович Черномырдин был заменён на сделавшего в дальнейшем прекрасную карьеру Сергея Владиленовича Кириенко.

Но это мы отвлеклись. На днях не стало ещё более знаменитой пирамиды — «Пирамиды Голода». Она тоже привет из 90-х. На Новорижке в чистом поле было возведено с виду вполне монументальное сооружение, которое стоило, между прочим, миллион долларов, и призвано было по мысли архитектора, аккумулировать космическую энергию и дарить её проезжающим. Мой приятель во дни пика популярности пирамиды, таскал туда ящиками портвейн «Три семёрки» и уверял, что на выходе имел чистое «Шато Марго». Инженер Александр Голод поставил производство пирамид на поток, строя их под заказ. Такие пирамиды, установленные на месторождениях, даже уменьшали вязкость нефти. Дебет скважин рос. В разы! Экспортная труба до отказа набивалась черной кровью недр. Страна с колен поднималась — вот что пирамида животворящая делала!

Конечно, пирамиде помогали другие люди и обстоятельства: Алан Чумак заряжавший воду в прямом эфире, рабыня Изаура и сеньор Леонсио, группа «Ласковый май», изменившаяся к лучшему конъюнктура на рынке энергоносителей. Но пирамида, внутри которой голубел огромный глобус, подозрительно похожий на тот, что стоял в старом редакторском кабинет «Известий», являлась самым мощным символом времени. Прямо-таки, Хеопс той недалёкой древности.

Которую даже странно вспоминать: а мы ли это? Зато самое время вспомнить другую пирамиду — вообще-то многогранник, известный в геометрии как устойчивый. Однако жизнь — не геометрия. Умные люди говорят, что рушиться начала сама пирамида Маслоу! А Абрахам Маслоу — это вам не фараон какой-нибудь, а Менделеев социальной психологии, разработавший таблицу ценностей современного человека. В виде пирамиды. В её базисе мы с вами имеем так себе потребности — пить-есть, жить в пятиэтажке. А наверху у нас — сияние и свет. Свобода. Самоактуализация. Мистической и вершинный опыт. Креативность. «Гоголь-центр». Нежелание поддаваться окультуриванию извне. Ну, поскольку уж окультурены изнутри — дальше некуда.

Однако последние исследования показали, что человек не так прост: вот у нас в 90-е пенсионеру голодно, а придёт к нему вершинно-мистический Чумак, напоит водичкой — и полегчает. Или вот современные, предельно самоактуализированные. Как ни посмотришь — удовлетворяют базовые потребности. Кто в ресторане, кто в ночном клубе. Кстати, теперь за бывшей «Пирамидой» на Пушкинской много чего открылось на этот счёт.

Да, чуть не забыл: с пирамидой Голода-то что?
А смёл её недавний шквалистый ветер, рекордных 28 метров секунду, пришедший против ожиданий не с запада. Падала башня как-то сиротливо, по-старушечьи, обнажая скелетную неосновательность конструкций: Хеопс был из стеклопластика. Металл же архитектор употреблять запрещал, металл не пропускает космическую энергию.

Вот почему таскать портвейн в Шуховскую башню абсолютно бесполезно.

«Культура», 2017.