Авиаперелёт — время невольного чтения газет, журналов, рекламных буклетов. Готовимся к взлёту. Открыл толстый цветной том: а не слетать ли в эмират под названием Шарджа? Чем же он завлекает? Чем своеобычен? Н-ну… Во-первых, там сухой закон. Во-вторых, там нельзя целоваться на улицах, даже с женой. Но купить спиртное можно в соседнем эмирате — езды 15 минут, как услужливо сообщает путеводитель.
Ах, да, ещё: там нигде, даже в отеле нельзя появляться в одежде, оставляющей открытыми локти и колени. Причем, персонам обоего пола. Ну, да жарковато. Но таковы традиции, таков обычай. И ведь нельзя сказать, что такие ограничения ни при каких условиях не могут быть полезными, если не спасительными!
Допустим, сэр Майкл Фэллон, министр обороны Великобритании, решил положить руку на коленку журналистке. В Британии он сделал это легко: вот девушка, вот коленка, скорее всего, «netfish stockings»; мужчины меня поймут, правил на стенках не навешано, в кино и интернете свобода — дальше некуда. И вдруг — на тебе: оказывается, ты не моги. Ни коленки, ни локтя. Прям-таки постцеломудрие. Открылась Шарджа, там, где не ждали: в Сохо. В Голливуде. Красный фонарь сменился на зелёный. А вчерась кругом ещё был весёленький хиппизм-гедонизм. Ничего не предвещало, но последствия не заставили себя ждать. Хотя, скорее, заставили: спустя аж 15 лет Майкл, трясясь и потея, признался, что да, клал руку на колено несчастной жертве непростительного сексуального унижения. Девушка, правда, совершенно не была уничтожена тогда. Пятнадцать лет назад она просто пригрозила козлу, ещё не старому, что двинет по очкам — и баста. Не делает истории из этого сейчас и называет причину отставки (а старина Фэллон в слезах и соплях поддал в отставку) «самой нелепой за всю историю Англии». Короче, карьера рухнула.
Теперь допустим, что встреча их проходила а арабских оазисах.
Министра, заранее предупреждённого, что локти нельзя обнажать, а потому одетого с запасом, в рубаху, запонки и пиджак из шерсти многократного кручения (Сэвил Роу, разумеется) встретил бы какой-нибудь наследный принц. Тут же утащил бы показывать скакуна или реставрированного «ягуара» 50-годов. Журналистка, скорее всего, была бы закутана по самые щиколотки (мне Даша Асламова рассказывала, что ей довелось претерпеть в тех краях) и ничем не взволновала министра. Всё бы и обошлось.
Но это только кажется! И в Шардже всяко бывает, а уж мир за пределами зоны ограничений прековарен! Самолёт нетерпеливо подрагивает, собираясь взлететь. Читаю про суровый эмират, а рядом в проходе большеглазая, идеально скроенная (разве что мочки ушей чуть отвесней, чем надо, примыкают, но это можно вылечить крупными бриллиантами) стюардесса Аэрофлота показывает мне жестами, как вести себя в крайнем случае. «Вот клапан поддува», — говорит и она и подносит к губам какой-то гуттаперчевый отросток. «Затяните ремень». «Прижмите к носу и рту». И хотя она упакована в форменную синюю пару и белую рубашку (девчонки любят по утрам носить белые рубашки, найденные на полу) что-то мне подсказывает: у неё есть коленки и локти. И знать это невыносимо!
Но если я пошевелю хоть мизинцем, где гарантия, что со мной не поступят, как с Харви Вайнштейном? Да, я не молод, почти что толст и не кинопродюсер, но… Я не знаю, что «но», но «но». Я утыкаюсь в журнал. Я читаю, да, я читаю, читаю про целомудренную Шарджу и думаю, что скрывающая локти и колени одежда ещё страшней в плане провоцирования харасмента. Неподобающего поведения. Домогательств — робких, нежных домогательств, которые… «А вот вы зря не слушаете, — произносит надо мной ангельский голосок. — Если что, не будете знать, как себя вести».
Это выше моих сил. Отключаюсь. Мне снится, что я подаю в отставку. Просыпаюсь за тем, чтобы искренне сказать большеглазой на трапе в Шереметьево «Спасибо!» и удрать, покуда меня не раскусили. Не заподозрили, не раскрыли. Поскольку в мыслях я вёл себя как Вайнштейн. Хуже чем Вайнштейн — у меня даже ролей нет в запасе.
