В последнее время мне пришлось заниматься вплотную оформлением разных бумаженций и даже обновлением серьезных документов, поскольку лихие люди украли у меня бумажник, а в нем были права, ПТС, паспорт, страховка… Я приготовился к худшему. Напился заранее валерьянки, поскольку знал, какие ужасы приходится пройти такому растяпе, как я. Почему растяпе? Ведь украли, не потерял. Да, но зашил бы я всё это в трусы, так, небось, не украли бы. А то носил во внутреннем кармане пиджака, а пиджак вешал на спинку стула в общественном месте. Ну, не растяпа ли?
Дальнейшее меня, признаюсь, поразило. В милиции мне глубоко в ночи выдали справку о потерянном паспорте, и заняло это минут десять. Новый паспорт я получил в полном соответствии с нормативами, день в день, как обещали, а тем временем действовала справка. Права и документы на машину я восстановил практически без очереди, записавшись на прием в ГАИ по телефону. По ходу этого мероприятия я допустил ряд оплошностей, которые вполне вежливо и даже доброжелательно помогал мне исправить капитан в окошке. А если бы я их не допускал (ну, к примеру, не спутал страховку ОСАГО и КАСКО), то процедура прошла бы еще быстрей. Нигде я никем не представлялся, никуда не звонил, не качал права и не портил нервы. Я ничего не просил ускорить, я отлично вписывался в окружающий пейзаж с градирнями и серыми заборами, я шутил с капитаном – да, забыл сказать, это была симпатичная молодая женщина с таким мелированным локоном и в ладном мундире, кхм. «Ох, вы и растяпа», – сказала она, как мне показалось, несколько мечтательно. В некоторых присутственных местах, куда мне приходилось заглянуть, работала талонная система, и металлический голос выкликал мой номер и номер окна, а я мог, ожидая, играть в Angry Birds. В некоторых службах единого окна и прочих ЕИРЦах еще только готовились к этому революционному нововведению – и очередь была старинной, «кто крайний», но она не была устрашающей длины. Так, хвостик из трех человек.
Обновившись по полной – общегражданский паспорт, права нового образца, ПТС с надписью «дубликат», справки, выписки, страховки и прочее – я задумался. Что это было? Неужели это произошло – и наш человек, гражданин России, наконец-то сравнительно спокойно может обделывать подобные делишки, не беря отпуск за свой счет, не унижаясь, не упрашивая? Посчитал я и сумму, в которую мне, растяпе, обошлось обновленчество. С точки зрения пенсионера она огорчительна, но наш пенсионер, как известно, и не теряет ничего никогда, поскольку тренирован советской властью на бдительность и дальнозоркость. С моей точки зрения плата как раз такова, чтобы обеспечить мне минимальный комфорт, закатку документов в пластик и умеренно доброжелательное отношение.
И еще осталось, чтобы зайти в кафе, заесть и запить легкий стресс: признаюсь, он всё равно сопровождает нас в походах по подобным местам, потому что новая обшивка тамошних стен, конечно, европейская, на алюминиевом профиле, но там, внутри, под ней, копоть и слизь, слёзы и пот миллионов советских граждан, для которых потеря паспорта была значимым шагом к госизмене.
Так совпало, что в кафе за столиком у окна сидела, вся трясясь, моя давняя знакомая – вполне известная журналистка. Она обеими руками держала кружку. И, непрестанно колотясь, потягивала кофе. В каждом глотке сквозила обида. А здоровенный кусок торта перед ней, озабоченной диетой, ясно давал понять, что дело не в том, что Пётр не позвонил: беда пришла к Александре большая, зонтичная, и конопатит ее по-черному.
Привет, привет, рад видеть, рада тоже, чего ты такая встрепанная? Встрепанная? Нервный смех. Есть минутка? Я расскажу. Мне надо это кому-то рассказать. Хорошо, что ты появился. Я пришла за справкой, стала в очередь. Час! Час! Я отстояла эту долбаную очередь в левую дверь. Вошла; там тётка моих лет, но злее. И она опускает очки на кончик носа и говорит: милочка! С какой буквы начинается ваша фамилия? С буквы «ха», гордо говорю я. Так вам в правую дверь! Как в правую? Так там у двери написаны буквы. Кто на «ха», идут в правую дверь. Я начинаю бледнеть и блеять: так ведь там очереди еще на час. Ничего не знаю, говорит она. Если вы такая растяпа, что не можете буквы прочесть, я-то здесь причем? Я глотаю «растяпу». Я выхожу и встаю в правую очередь, но ярость уже душит. И я еще стою час, и передо мной другая тетка, ещё злее той, левой, закрывает на обед. Тогда я багровею, стыжусь, но начинаю орать, что я не простая гражданка Хрендудаева, а та самая Хрендудаева, что я всё это опишу, и достучусь, и отомщу, и вообще. Ноль внимания. Приходите после обеда. Ваша очередь сохраняется, только не опаздывайте. Знаешь, дав остыть, после паузы, таким издевательским тоном, поджав губки: вася осереть сыхрыняитси. Не опысдывыйти. На Александрины глаза навернулись слёзы. Вов, ну за что мне это, а?
И она рассказала мне про Петьку, тот еще негодяй, продолжает играть, где-то шляться и приползает, когда плохо. А тут еще из сумки вытащили паспорт, права… Ты представляешь, что значит – восстановить в этой долбаной стране права и паспорт? Да откуда тебе знать? Ты же весь такой правильный, и пиджак у тебя правильный, и одеколон… «Play»? «Play». Ну, я так и подумала. Не терял, поди, в жизни ничего.
Не терял? Я замер. Перед мысленным взором… Ну, это ладно. Я прикусил язык, потому что едва не рассказал плачущей женщине-москвичке, журналисту с именем и фамилией на «ха» свою веселую одиссею. Представляете? Она сидит напротив, разгоряченная, дубленка на спинке стула, сама в тоненьком свитерке, а на плечах такие канавки от бретелек, что впиваются под свитерком чуть глубже, чем прежде, но совсем чуть-чуть, и по щеке ползет слеза, и почти не затекает в морщинки, которых почти и нет, и серебряное кольцо в виде ромашки она вертит туда-сюда, и крем от торта трогательно поблескивает у неё над верхней губой – а тут я ей рассказываю, как за десять минут… При помощи капитана полиции, мелированной и улыбчивой девушки уместных форм… И уложился до обеда, а когда вышел, то из исполинских градирен еще и мелкой моросью меня освежило. И я даже засвистал: а я иду, шагаю по Москве, хотя какая уж это Москва? Ближнее Замкадье.
Я, разумеется, ничего ей этого не сказал, ума хватило. А, напротив, креативно посочувствовал, повздыхал, согласился с каждым словом. Этот мезим оказался незаменим: общее несчастье помогло переварить и ее горе, и титанический кусок торта. Она допила кофеёк, припудрилась, вдохнула так порывисто, приходя в норму – и вдруг как вскинется: обед-то заканчивается! Заболтал ты меня, Вов! И исчезла. Я помахал ей рукой, расплатился, отворил ворота своего серебристого ноутбука – и сел писать эту заметку. Пока ничего не забыл. И не потерял ни единой брет… тьфу, детальки.
Если прочтет – перестанет со мной разговаривать. О чем и сообщит, когда позвонит.
